– Крысы, – произнес я голосом Индианы Джонса. – Ненавижу крыс.

Поспешая к месту встречи, я увидел и услышал их еще немало.

Может, это и не крысы вовсе, думал я. Может, сурки или гоферы. Не то чтобы я хорошо представлял себе, кто такие сурки и гоферы. Я и узнал-то о них лишь из фильмов с Биллом Мюрреем – «День сурка» и «Гольф-клуб». Сурок и гофер, это, случаем, не одно и то же? Хотя существуют же еще какие-то американские грызуны, ведь так? Нутрии. Коипу. Не исключено, что это были коипу. А то и опоссумы.

Впрочем, кем бы эти твари ни были, возненавидел я их всеми печенками и старался, продвигаясь вперед, производить побольше шума – просто чтобы уведомить их о моем присутствии.

Минут еще через двадцать я наконец добрался до развилки. Тропа, уходившая направо, вилась, следуя береговой линии, левая уходила во владения крыс, гоферов, коипу, опоссумов и сурков. Шлепая себя по загривку, как исследователь джунглей, я пошел по левой.

После двухсот ярдов пути, проведенного в борьбе с низко нависшей листвой не пойми чего, передо мной открылась поляна. Я увидел высокую березу, а рядом с ней огромный, заросший мхом пень, о котором говорил Стив. На пень я и уселся, дымя как нанятой, чтобы не подпустить к себе комарье и коитусов.

Вонь там стояла отвратительная – гораздо хуже тех гнилостных болотных испарений, которыми обычно попахивает у воды. Я чувствовал, как все съеденное мной начинает проситься наружу. Съеденное – читай ланч. Сигаретный дым нисколько не помогал: насекомых он не отпугивал и гнусной вони не забивал тоже. Задыхаясь, я соскочил с пня, почти не способный дышать. Отошел в сторонку – стало намного легче. Похоже, смрад исходил из какого-то места.

Прижав к лицу носовой платок, я опасливо возвратился к пню, над которым так и клубился комариный туман. Затем осторожно заглянул за пень, и меня незамедлительно вырвало.

В высокой траве лежали две дохлые крысы, приникнув друг к дружке, крепко зажмурясь – ни дать ни взять спящие дети, – мех их кишел белыми, извивавшимися червями величиною не больше запятой. Извергнутая мной жижа, подумал я, отирая рот, станет еще одним лакомством для сообщества озлобленных насекомых, завладевших, похоже, этой частью леса.

Я привалился к самому дальнему от пня, какое сумел отыскать, дереву и погрузился в размышления о низменности природы.

На шее и на руках у меня уже вспухали жгучие красные бугорки. То были вовсе не следы от укусов насекомых, скорее результат какой-то аллергической реакции. В детстве со мной приключались слабые приступы сенной лихорадки. Я полагал, что давно перерос ее, однако здесь приозерная жизнь, с ее пыльцой, лишайниками, крысами, букашками, травами, семенами и спорами, была столь насыщенна, что, похоже, аллергены буквально клубились в воздухе. Я чувствовал, как легкие сжимаются и сипят, а глаза набухают, будто почки алтея.

Я закурил очередную сигарету. Затягиваться мне, по причине астматического удушья, не удавалось, однако в синтетической стерильности этой вкрадчивой городской отравы присутствовало нечто утешительное. Надо было коврик притащить. Не шерстяной или хлопковый, нет, никакой натуральной органики – нейлоновый или полиэфирный. Он стал бы плотом цивилизации в этих ползучих Саргассах.

Издергался, вконец издергался. Я взглянул на часы.

Уже скоро, уже совсем скоро. Через пять минут я выясню, поверил ли мне Лео. И вправду ли…

О БОЖЕ, НОГИ ГОРЯТ!

Что я сделал? Подпалил долбаной сигаретой долбаное дерево?

Визжа от боли, я принялся лупить себя по ногам.

Ни язычков пламени, ни облачков дыма нигде не наблюдалось. Когда слезы, брызнувшие из моих глаз, унялись настолько, что я обрел способность хоть что-то различать, мне стало ясно: никакой огонь ног моих не пожирает.

Всего-навсего муравьи.

Их были сотни, мерзавцев. Тысячи. Ноги ниже колен выглядели так, точно я натянул на них длинные носки особо плотной муравьиной вязки.

Я лихорадочно пытался согнать изуверов, вопя, лягаясь и брыкаясь, как обезумевший бык.

Та к я приплясывал, удаляясь от дерева, и тут на плечо мне легла человеческая ладонь, едва не вытряхнув из меня последние остатки разума.

Издав колоссальный вопль, я двинул кулаком назад, за плечо. Ни по чему, кроме воздуха, кулак не попал, что, как вскоре выяснилось, было и к лучшему.

– Майки, что с тобой?

Негромкий, мягкий голос Стива немного привел меня в чувство.

– Муравьи, – взвизгнул я, поворачиваясь и упадая в его объятия. – Муравьи, комары, крысы. Все сразу. Ох, Стив, ну какого хрена ты выбрал такое место?

Он ласково отстранил меня. За плечом его я увидел испуганное лицо Лео.

– Муравьи-воры, – сообщил, стараясь остаться серьезным, Стив. – Прости. Пожалуй, мне следовало предупредить тебя, чтобы ты был с ними поосторожней.

– Воры? – переспросил я. – Ядовитые?

– Нет, просто немного кусачие. Пойдем. Ты присядешь, а я тебя отряхну.

– Немного кусачие? Немного? Стив смел с меня остатки муравьев.

– Вообще-то твари они дьявольски хитрые. Знаешь, что они делают? Взбираются по ногам, но сразу ничего не предпринимают. Ждут сигнала от самого главного, а тогда уж кусают все разом, этакая массированная атака. Понимаешь, если бы первый из них, едва добравшись до твоей ноги, тут же тебя и цапнул, ты бы это почувствовал и согнал всех остальных, не дав им времени тоже попировать. Очень умно. Надо отдать эволюции должное. Я тут прихватил с собой кое-что. Похоже, ты и с сумахом пообщался.

– С сумахом?

– Ага. – Стив начал втирать прохладную мазь в мои ноги, руки и шею. – Дрянная штука, верно?

– Извините, – обратился я к Лео, когда тот, помаргивая, точно сова, нервно приблизился к нам. – Вы, наверное, решили, что у меня истерика. А я просто не привык к американской природе. Я ее больше по кино знаю. Вот уж не думал, что она настолько похожа на темное сердце амазонских джунглей. Моя ошибка.

Лео беспокойно озирался по сторонам, словно и он гадал о том, какие ужасы таятся в этих лесах.

Следующая реплика Стива большого облегчения нам не принесла.

– Надеюсь, здесь хоть липовые зудни не водятся.

– Липовые зудни? – спросил я, ощутив новый прилив ужаса. – Это еще что за хреновина?

– Тебе об этом лучше не знать, дружок. Поверь мне.

– О господи, – простонал я.

Стив навинтил крышечку на тюбик с мазью и весело, на манер разбитной медицинской сестры, шлепнул меня по бедру.

– Ладно. Так лучше?

Мазь немного уняла боль, однако ноги горели по-прежнему.

– Немного, – пробормотал я. Времени на жалобы не было. Слишком многое предстояло сделать. Я, постанывая, поднялся. – Главное – вы здесь.

– Конечно, здесь, – отозвался Стив.

– За вами не следили?

Лео решительно покачал головой.

– Не следили, – сказал он.

– Все прошло как по маслу, – подтвердил Стив, выглядевший в своих ярко-красных футболке и шортах как отдыхающий на приморском курорте юный подручный Мефистофеля.

– А теперь, – сказал Лео, – возможно, вы будете настолько добры, что объясните мне смысл происходящего? Кто вы. Зачем устроили эту встречу. Откуда так много обо мне знаете.

– Я расскажу вам все, сэр, – ответил я. – Даю слово. Но сначала мне нужно кое-что у вас выяснить. Я должен попросить вас, чтобы вы подтвердили одну мою догадку.

Присутствовала в моем плане одна деталь, которую я так до конца и не продумал. Наверное, надеялся, что Лео выдаст какую-нибудь идею. Конечно, так бы оно и вышло. И все же, когда уж стемнело и мы собрались распрощаться и вернуться, каждый своим путем, в Принстон, я вдруг испустил вопль великой радости, ибо вдохновение наградило меня своим трепетным поцелуем.

– О черт, что, опять муравьи? – спросил Стив.

– Нет, – ответил я, – не муравьи. Идея. Нет у кого-нибудь сумки или пакета?

– Вроде этой? – Стив поднял повыше свою синюю нейлоновую сумку.

– Нет, не хочется ее гробить. Сойдет и что-нибудь поскромнее. Скажем, пакет из магазина. Лучше бы пластиковый. Или коробка.